В новейшей истории России создан знаменательный прецедент, политическая себестоимость которого будет прирастать по мере движения модернизационного процесса в стране. Глава государства не отстраняет, но отрешает от должности чиновника высшего разряда по мотивам личного недоверия. Правоприменительная практика, доселе не осуществлявщаяся, но отныне поставленная в повестку дня. А если принять во внимание, что «отрешенный» - не кто иной, как московский градоначальник, фигура почти ритуальная в традиционной российской табели о рангах, - станет понятным, что исключений для остальных не предвидится.
Кто бы и по каким меркам ни мерил Ю. М. Лужкова, ему стоять в истории Москвы «почти что рядом» с легендарной фигурой Ф. В. Ростопчина, городского головы допожарной Москвы и автором истребления её огнем. По грибоедовской фразе, однако, огонь этот «способствовал ей много к украшенью...». Крутенёк был Фёдор Васильевич. В нём, по свидетельству современников, обитали два ума… и один другому вредил. Оттого был он запальчив и мстителен, прибегал к насильственным, мало извинительным мерам. О себе же говаривал, что «сердцем прям, умом упрям, на деле молодец». Сам спалил, сам потом Москву и поднимал.
Мэр послесоветской Москвы, Ю. Лужков принял столицу – и это опять же факт – без руля и без ветрил. Все властные рычаги гришинской поры были безвозвратно утрачены. Огромный город был оккупирован бандитским капиталом, который в отсутствие законов – старые в одночасье истлели, а новые изобретались «к случаю» - ввёл свои понятия и уложения. Городским властям недвусмысленно предлагалось либо приспосабливать себя к этим понятиям, либо вступать в диалог с «калашниковым», с предвидимым исходом.

 


Любой другой городской голова на месте Лужкова был бы сметён как пушинка с ладони (недаром бежал с этой должности его недолговременный предшественник-профессор). Лужков же выбрал инвариант: оперативно отстроил властную вертикаль, сохраняющую остойчивость при любых действиях капитала. Для этого просто вмонтировал последний в государственную модель управления. Гигантские деньги стали вращаться в городском хозяйстве под легальным наглядом и при активном участии мэра. Москва стала мощным средоточием промышленно-экономического и финансово-кредитного капитала, создавшего для себя оазис-оффшор посреди разорённой страны. Капитала наглого и вызывающего по роскоши и бесстыдству, капитала, бросающего вызов стране и одновременно формирующего свои условия для комфортного проживания.
Но это одновременно требовало коренной ломки всего московского быта и московских традиций, несовместных с приоритетами нуворишей. Лужков скорее учуял, чем понял, что нельзя начинать такую ломку, имея за плечами нелепую явь бассейна в центре столицы с фантомом Дворца Советов, этого символа недостроя большевистской утопии. Совсем иное дело – возрождённые купола Храма Христа Спасителя. Новые хозяева жизни оказались не менее догадливыми, чем их госруководитель. Деньги нашлись, - и вскоре купола засияли. И над древней столицей, и над её начальной особой, воплотившей в себе разом и патриотизм, и меценатство. Москва врёмен второго Храма – это безусловное «ноу-хау» Лужкова, так же как и капитал, впряжённый в машину государственного управления.
Мэр обрёл новое качество: из крепкого хозяйственника он перешёл в категорию политических тяжеловесов с обретением статуса практической несменяемости. И действовать стал соответственно – с международным размахом и без оглядки на кого бы то ни было. Но случилась незадача: новое качество мэра не совпало с новым качеством политической власти в стране. Но власть оказалась милостива к авторитетному и отяжелённому годами чиновнику. Ему была дана альтернатива: уйти с видимым почётом, но по собственному желанию, либо лишённому всякого почёта – но уже волевым решением президента. Лужков явно недооценил потенциала президентской воли и сделал то, что многомудрый Талейран считал для государственного человека гораздо худшим, чем преступление. Он сделал ошибку. Президент создал прецедент.
Впрочем, след в след традиции российской власти. В 1883 году министр внутренних дел граф Игнатьев, опытный служака и дипломат, увидел перспективу для России в старинных формах русского самоуправления. Он подал вступившему на трон Александру III проект созыва всероссийского Земского Собора. Молодой царь выслушал верноподданного со вниманием, и на следующий день отправил ему собственноручную записку. Текст её вошёл в историю: «… Я пришел к убеждению, что вместе мы служить России не можем. Александр».
На новом повороте российской истории эти слова обрели новое звучание, но не утратили прежнего смысла.

The Weather Network

Бизнес

Образование

Традиции

Королевская семья Великобритании планирует международные визиты на 2024 год

Королевская семья Великобритании планирует международные визиты на 2024 год Королевская семья Великобритании планирует международные визиты на 2024 год
  Наступил Новый Год и члены Королевской семьи планирует свое расписание, в том числе международные визиты. Хотя...
Подробнее...

Более 200 озер и водопадов в Уэльсе будут иметь только валлийские названия

Более 200 озер и водопадов в Уэльсе будут иметь только валлийские названия Более 200 озер и водопадов в Уэльсе будут иметь только валлийские названия
  Чиновники крупнейшего национального парка Уэльса проголосовали за то, чтобы более 200 его озер и водопадов имелиназвания...
Подробнее...

Спорт

Facebook