Заметки по истории современности
по следам незавершенной дискуссии об убийстве Кирова
Материал, посвященный Кирову в газете «Известия» («Одним выстрелом убили полстраны»), можно без преувеличения назвать ошеломительным по степени невежества и явной политической заангажированности. Полное ощущение, что он появился в газете 70-х годов ушедшего века. Или – что еще отвратительнее – напрямую приурочен к праздничному украшению Москвы портретами Сталина.
Предуведомление о том, что «историк Юрий Жуков сумел ознакомиться с секретными документами» вызывает закономерный вопрос - как? Его «профессиональная тайна» только добавляет недоумения и полного недоверия как к историку, так и к редакции. Сталинские «генералы» НКВД разного ранга, порвавшие с его режимом, давно уже не оставили секретов в деле об убийстве Кирова. Фактические данные, приведенные ими, никем не опровергнуты до сих пор. Таинственные «исследования» г-на Жукова, якобы подтверждающие непричастность Сталина и НКВД к убийству, - откровенная и неуклюжая подтасовка. Как сообщает редакция, доктор исторических наук при этом «уходит от комментариев (очевидная неправда: они присутствуют в тексте – Ю.В.), предпочитая, чтобы это сделали читатели». Что ж, извольте.
Начну именно с комментария Ю. Жукова. «В 1934 году Сталин окончательно переходит на позиции государственника», - резюмирует он. Трудно измыслить что-либо более противоположное тому, что хотел сделать и сделал Сталин – в огромной мере благодаря устранению Кирова. Власть в стране к этому времени стала носить уже ничем не прикрытый индивидуальный, персональный характер, осуществлялась и контролировалась, помимо всех государственных институтов, лично Сталиным. Еще в 1932 году на специальном заседании Политбюро Сталин высказался за вынесение смертного приговора для членов партии большевиков. Читай – политического приговора. Заседание было созвано для рассмотрения дела оппозиционной группы Рютина, сформированной руководителями московской партийной организации. Группа выступала против режима личной власти Сталина в партии и государстве. Только резкий протест Кирова и поддержавших его нескольких членов политбюро спасли тогда, хоть и не надолго, жизнь М.Н. Рютину, В.Н. Каюрову, М.С. Иванову и П.А. Галкину, создавшим группу «Союз марксистов-ленинцев». Сталин отступил, но ничего не забыл.
Весной и летом 1934 года у Кирова начались конфликты со Сталиным и безгласными уже другими членами Политбюро. Снабжение Ленинграда продовольствием было дезорганизовано, и Киров без разрешения Москвы реквизировал часть продовольствия из неприкосновенных запасов Ленинградского военного округа. При поддержке Сталина Киров был обвинен в том, что "ищет дешёвой популярности среди рабочих". На реплику Сталина о том, что ленинградские рабочие не должны питаться лучше других, Киров запальчиво выкрикнул: "Я думаю, давно пора отменить карточную систему и начать кормить всех наших рабочих как следует!" Это было расценено как прямое проявление нелояльности по отношению к самому Сталину. С тех пор как Сталин сосредоточил в своих руках неограниченную власть, установилось неписаное правило: никто из членов Политбюро не должен был выносить на обсуждение какой бы то ни было вопрос, не получив благословения Сталина.
Самого Сталина особенно злила растущая популярность Кирова в народе. Его авторитет в Ленинграде был непререкаем. Наркомы в Москве меньше значили для директоров ленинградских предприятий своей отрасли, чем Киров. После семнадцатого съезда партии, который состоялся в самом начале 1934 года, популярность его возросла еще больше. Регламент съезда был расписан во всех подробностях. Так, каждому члену Политбюро, появляющемуся на трибуне, было положено две минуты аплодисментов. Сталину следовало аплодировать целых десять минут. Однако появление Кирова в президиуме съезда вызвало бурю оваций. О скандальном для Сталина голосовании на съезде достаточно широко известно. Независимость Кирова всё больше раздражала Сталина. Он даже решил отозвать его из Ленинграда. Было объявлено, что его ждёт назначение на ответственную должность в Москве, в Оргбюро ЦК. Киров всячески этому противился. Сталин не решился на открытое противостояние в Политбюро. Именно тогда он пришёл к выводу, что проблема может быть разрешена лишь одним путём. Киров должен быть устранён, а вина за его убийство возложена на бывших вождей оппозиции
Помочь Сталину в этом деле могло ленинградское управление НКВД, отвечавшее за безопасность Кирова. Но начальником этого управления был Филипп Медведь, связанный с Кировым близкой дружбой. Медведя следовало убрать и заменить другим человеком. И Сталин предпринял такую попытку. По его прямому указанию Ягода издал приказ о переводе Медведя из Ленинграда и назначении на его место нужного Сталину человека. Кирова это привело в ярость. Он позвонил Сталину и опротестовал недопустимый образ действий Ягоды. Приказ пришлось отменить.
У Сталина не осталось иного выбора, как посвятить Ягоду в свои тайные планы относительно Кирова. Ягода сразу же вызвал из Ленинграда своего фаворита Ивана Запорожца, который в то время был заместителем Медведя. Сталин провел беседу с обоими. Избежать этого было нельзя: Запорожец не взялся бы за такое задание, касающееся члена Политбюро, если б оно исходило всего лишь от Ягоды, и не было санкционировано самим Сталиным. В Ленинград Запорожец вернулся, получив четкое сталинское задание. Как раз в это время в ленинградское отделение НКВД поступил донос на молодого коммуниста по имени Леонид Николаев. Этот Николаев был так обозлён тем, что его исключили из партии и связанной с этим невозможностью устроиться на работу, что у него появилась мысль об убийстве председателя комиссии партийного контроля. Донос поступил от его друга, которым сразу же заинтересовался Запорожец.
Чтобы получить более полное представление о личности Николаева, Запорожец решил лично встретиться с ним. Всё тот же "друг" организовал ему якобы случайную встречу с Николаевым, представив Запорожца под вымышленным именем, как своего бывшего сослуживца. Николаев показался Запорожцу вполне подходяще кандидатурой. Он поспешил в Москву, где был принят Сталиным и получил его одобрение. Началась реализация намеченного плана. Тем временем "друг" Николаева предупредил Запорожца, что их подопечный делает попытки раздобыть огнестрельное оружие. Тот переполошился, что Николаев, чего доброго, действительно застрелит какого-то безвестного работника партконтроля. Его надо было срочно «переориентировать» на гораздо более значительную персону, что и было поручено «другу», который, кстати, оказывал ему материальную поддержку деньгами ОГПУ. Последний с этой задачей успешно справился.
Николаев ухватился за идею совершить террористический акт против Кирова, так как выстрел, направленный в члена Политбюро, отзовется эхом по всей стране. С помощью «друга» Николаев придумал предлог, чтобы получить пропуск в Смольный. И вот настал решающий день: Николаев, с портфелем в руках, явился в Смольный и получил пропуск в комендатуре НКВД. У входа в главный коридор Смольного охранники заглянули в пропуск и разрешили Николаеву войти. Но один из охранников вернул его и потребовал показать, что в портфеле. Там лежал револьвер и записная книжка. Николаева, тут же задержали и препроводили в комендатуру. Уже за одно хранение огнестрельного оружия без специального на то разрешения полагалось три года тюрьмы. А если б ещё работники комендатуры заглянули в его записную книжку - сразу выяснилась бы истинная цель Николаева. Узнав о происшествии, Запорожец приказал коменданту Смольного освободить задержанного и вернуть ему портфель, револьвер и записную книжку. Сам Николаев в подавленном состоянии обо всём рассказал «другу», который убеждал его сделать еще одну попытку.
Вечером 1 декабря 1934 года Николаев вторично появился в Смольном - с тем же самым портфелем, где лежали та же записная книжка и револьвер. На этот раз Запорожец всё предусмотрел. Николаев без помех вошёл в коридор Смольного. Там как раз собралось бюро обкома. Заседание бюро шло под председательством Кирова, и Николаев терпеливо ждал. В зал вошел Борисов, личный помощник Кирова и сказал, что его зовут к прямому кремлёвскому телефону. Спустя минуту Киров поднялся со стула и вышел из зала заседаний, прикрыв за собой дверь. Почти сразу же грянул выстрел. Участники заседания бросились к двери, но открыть её мешали ноги Кирова, распластанного на полу в луже крови. Он был убит наповал. Тут же лежал потерявший сознание Николаев. Рядом с ним валялись револьвер и портфель. Кроме убитого и убийцы, в коридоре не было ни души. Члены бюро были удивлены тем, что отсутствовал Борисов. Появились сотрудники НКВД и арестовали Николаева. Запорожец выполнил порученное ему задание.
Сталин и Ягода были извещены об убийстве Кирова немедленно. Ягода позвонил начальнику Ленинградского управления НКВД Медведю и сообщил ему, что выезжает в Ленинград, сопровождая Сталина. Запорожец знал, что Сталин захочет повидать Николаева, чтобы определить, годится ли тот для открытого судебного процесса. Необходимо было срочно получить от Николаева соответствующее «признание». Тогда можно будет положить перед Сталиным показания, в которых Николаев чистосердечно заявляет, что убил Кирова по прямому указанию Зиновьева и Каменева. Но тут была «неувязочка» - ведь Запорожец уже был представлен Николаеву и теперь тот мог опознать его. И тогда станет ясно, что «друг» это энкавэдистский провокатор, а вся операция – заранее продуманный заговор. И всё же Запорожец решил рискнуть, и не подключать к столь успешно проведенной им лично операции кого-либо из своих коллег. Авось, Николаев не признает его в форме, да и встреча была мимолетной.
Но, едва войдя в кабинет, Николаев узнал в высоком чекистском чиновнике своего случайного знакомого и сразу понял, что стал жертвой политической провокации. НКВД сам подстрекал его убить Кирова. Он заявил Запорожцу, что, ничего не имея против Кирова лично, он всё же доволен, что ему удался этот террористический акт, открывающий эру борьбы с привилегированной кастой партийных бюрократов. Стало понятно, что использовать Николаева в открытом процессе нельзя. Тем не менее, сразу по приезде Сталин распорядился доставить к нему Николаева. Разговор происходил в присутствии Ягоды. Сталин успел задать всего два вопроса. Первый (вполне иезуитский): «Зачем вы убили такого хорошего человека?» Второй стал последним: «А где вы взяли револьвер?»
- Почему вы спрашиваете у меня? Спросите у Запорожца! – последовал ответ. Сталин со злобой процедил: «Заберите его!». И, когда того увели, бросил Ягоде: «Мудак!» Дело Николаева не имело юридических перспектив, его судил тайный трибунал.
Теперь надо было заметать следы топорной работы Запорожца. Сталин распорядился, прежде всего, ликвидировать «друга», не потрудившись даже допросить его. Затем бесследно исчез Борисов. Так Сталин сразу же избавился от двух крайне нежелательных свидетелей.
23 января 1935 года, почти через месяц после расстрела Николаева, в газетах было объявлено, что начальник ленинградского управления НКВД Филипп Медведь, его заместитель Запорожец, и десять других сотрудников НКВД на закрытом заседании Верховного суда приговорены к лишению свободы. Их обвинили в том, что, «получив сведения о готовящемся покушении на С. М. Кирова... не приняли необходимых мер для предотвращения убийства». Странное это было наказание. Они вовсе не сидели в тюрьме. По распоряжению Сталина, их назначили на руководящие посты в тресте «Лензолото», занимавшемся разработкой богатейших золотых приисков в Сибири. И жилось им там совсем неплохо. Медведю даже позволили захватить с собой его новый «Кадиллак». Жене Медведя для поездок к мужу в Сибирь, каждый раз выделяли в поезде отдельное купе первого класса и полный штат обслуги. Знающие люди прекрасно понимали, что это означает.
Дальше последовал ханжески лицемерный официоз. Сталинский поезд увёз тело Кирова в Москву. Гроб для прощания с убитым установили, как было принято, в Колонном зале Дома Союзов. Сталин, стоя в почётном карауле, испытал такой приступ горя и любви к погибшему другу и соратнику, что приблизился к гробу и поцеловал мёртвого. Как бывший ученик духовной семинарии он хорошо сознавал напрашивающиеся параллели.
И в заключение. Остается открытым вопрос, какие секретные материалы стали доступны историку Жукову (протоколы допросов Николаева, разумеется, не в счет). Также не стоит останавливаться и на затасканной до дыр «сексуальной» версии убийства. Прямая причастность Сталина и НКВД к убийству Кирова - факт документально установленный. Те материалы, что еще остаются не рассекреченными, способны добавить существенные детали в уже известную картину преступления. Но никак не изменить её. Попытки сделать это, чем бы они не оправдывались, ставят под сомнение репутацию исследователя, но никак не исторические факты.
