О Наталии Стрельченко и других. Постконцертные размышления.
Об авторе: Вера Левинская – музыковед, педагог, лектор. Закончила Нижегородскую Государственную консерваторию по специальности «Музыковедение» и много лет плодотворно работала в России. В настоящее время живёт в столице Норвегии Осло и серьёзно занимается литературным творчеством, отдавая предпочтение поэзии и драматургии. Публикуется и в России, и за рубежом. В апреле текущего 2011 года московское издательство «Грифон» выпуcтило её книгу «Унесённые бурей или Сатиры Веры Левинской» - очень остроумную, хлёсткую и весёлую. Это книга заставит вас не только посмеяться, но и задуматься о нас и нашем времени. Читатели смогут найти её и на книжных прилавках, и в онлайн-магазинах (Isbn 978-5-98862-071-6). Но В. Левинская не забывает и о своей первой профессии и по зову души пишет и говорит о музыкантах, особенно если они столь же превосходны в своём искусстве, как Наталия Стрельченко, после концертов которой и возник этот очерк.
Хороший концерт – всегда праздник! И эта весна в Осло богата такими праздниками. Но среди многих и хороших камерных апрельских концертов справедливость требует особенно отметить те праздники, что дарит публике своей великолепной игрой Наталия Стрельченко.
Пианистка сейчас живёт в Манчестере, но она хорошо известна в Норвегии, где прожила довольно долго, продолжила своё профессиональное образование, начатое в Санкт-Петербурге, и где начала свою карьеру концертирующего исполнителя. И сейчас, когда она много играет в разных странах, она не забывает Норвегию.
На апрель у Стрельченко было запланировано здесь 4 концерта. Мне удалось послушать её дважды. Нарушу хронологию ради значимости:
10 апреля Наталия приняла участие в концерте четырёх пианистов под названием «Liquid Piano» в культурном центре Сони Хенье в Осло Необычность концерта была в том, что он представил разные стили фортепианной музыки – как в композиции, так и в исполнительской манере. Стрельченко представила романтический пианизм, исполнив – и с каким блеском! – «Мефисто-вальс» Ф. Листа, вещь виртуозную и прекрасную. По сути – большую фортепианную поэму. И я было подумала, что Лист – это «самое её», и сама пианистка, возможно, со мной согласится. Но вспомнила о «её» Бетховене, «её» Рахманинове... Наконец – шопеновской программе, которую она великолепно сыграла восемью днями раньше. Об этом вечере стоит рассказать:
Концерт был организован столичным Российским обществом, вернее Татьяной Райерсен, которую стоит поблагодарить за истинное стремление и умение продвигать талантливых людей. В небольшом, но уютном зале Норвежского Музыкального Общества Наталия Стрельченко играла с ансамблем «Стилетт» («Stilette Enstmble»). Ансамбль этот был собран пианисткой ради экзаменационной программы исполнительского доктората, но ансамбль «сыгрался», и его музыкантам не захотелось расставаться. И она самым естественным образом стала художественным руководителем этого интернационального секстета. Первая скрипка в нём – зрелый музыкант из Исландии Йорлейфур Вальссон (Hjørleifur Valsson), одарённый Никита Сиротенко, тоже петербуржец и соученик Наталии Стрельченко по музыкальной школе – виолончель, трое норвежцев: Сюннива-Кармен Фоссум (Sunniva Carmen Fossum) - 2-я скрипка, Марие Оппсал (Marie Oppsahl) – альт и Йон Мартин (John Martin) - контрабас. Концерт 2-го апреля был по сути дебютом исполнительского коллектива, но Наталия очень довольна и расхваливает своих музыкантов. Ансамбль сейчас комплектует свой репертуар. В этот вечер коллектив озвучил сюиту из вальсов И.Штрауса-сына и «Танго» Пьяццолы, оригинально и эффектно аранжированные для фортепианного секстета Йоном Мартиным. Именно благодаря его умелой и тактичной аранжировке симфонической оркестровой партии для малого состава «Стилетта» стало возможным введение в программу обоих фортепианных концертов Ф. Шопена с Наталией Стрельченко как солисткой. Честно говоря, у меня перед концертом были сомнения из-зи привычного уважения к оригиналу. И хотя транскрипции в музыке – тоже давняя традиция, известная ещё с барочной музыки и очень популярная у романтиков, тем не менее...
Но попытка удалась, разочарования не было, очарование и волшебство Шопена не исчезли. (Позднее Наталия скажет мне, что в письмах Шопена упоминается его собственное исполнение концертов тоже с ансамблем). Думаю, отнюдь не со всеми композиторами такой эксперимент был бы удачен. Есть концерты с развитой, сложной оркестровкой, где тембровое письмо имеет значение для драматургии произведения. Едва ли они «переводимы» в ансамбль без потерь. Во всяком случае, в чисто струнный ансамбль. Но у Шопена роль оркестровой партии скромна, подчинённа, оркестр лишь поддерживает блестящую сольную, обогащая её мелодическими, певучими подголосками. А главной удачей этого опыта я считаю репертуарные перспективы ансамбля и его солистки – Стрельченко. У них появился новый, довольно нетрадиционный шанс. Для дилетантов поясню: концерт как жанр – высшее выражение исполнительского искусства. Традиционно – это произведение для солиста с оркестром, чаще циклическое. Но оркестов, особенно симфонических, не слишком много. Во всяком случае, недостаточно много, чтобы одарённый, даже знаменитый солист часто получал от оркестра приглашение для совместной работы. Это – удача. Если вы имеете два-три концерта с оркестром в год – считайте себя весьма востребованным музыкантом. Остальное время концертант играет сольный репертуар, благо такой музыки написано много. Но какие же прекрасные произведения созданы именно в этом жанре! И они – вечный искус для исполнителя. Идея Наталии Стрельченко собрать ансамбль именно «под солиста», под программы с концертами, подобные исполненной в Норвежском Музыкальном Обществе, и породила «Стилетт». Истинной радостью было слушать вдохновенную музыку великого польского пианиста-композитора. Редкость – услышать оба концерта – и ми- и фа-минорный в один вечер. И такое удовольствие подарили слушателям Наталия Стрелле (это её сценическое имя) и её ансамбль «Стилетт».
Я не имею сейчас целью анализировать музыку, прозвучавшую в зале. Обычно о произведениях рассказывает перед игрой сама Наталия. Меня сейчас больше интересует сама пианистка. И как личность, и как представитель целого слоя экс-россиян в исполнительском искусстве, переживающем сложный период в своём развитии. Весьма драматический, причём драматизм ситуации имеет социально-историческую природу.
Парой дней позже мы сидим с ней в кафешке, куда она вырвалась с репетиции на встречу со мной и откуда убежит обратно на репетицию. Я гляжу на это миниатюрное, тёмноволосое созданье с глазищами во всё лицо, быстрыми, нервными движениями и обаятельной улыбкой и пытаюсь понять, каким образом этот хрупкий эльф может давать такое мощное фортиссимо в кульминациях и – вообще – играть «руколомные», требующие огромной выносливости вещи, вроде листовских этюдов или «Исламея» Балакирева. Но ведь играет!.. Цейтнот заставляет её говорить быстро, но говорит она выразительно, эмоционально, богатым языком лектора. Да, её биографические данные можно найти на её сайте, конечно. Но я уже давно знаю, что живое общение куда информативнее, тем более, что музыкантам обычно некогда всерьёз заниматься своими сайтами. Расспрашиваю обо всём, не собираясь копаться в личном, но с надеждой услышать что-нибудь, добавляющее к индивидуальности.
Семья? Интеллигентная, но к искусству отношения не имела. Родители – физики. Мать – педагог. Отец – геофизик, работал одно время на научной станции в Антарктиде, изучал магнитное поле Земли. Но способности к музыке, видимо в роду были. Когда 8-летняя дочь заявила, гордо и старательно выговаривая, что станет Концертирующим Пианистом, родители, наверное, улыбнулись. Но поддержали и тогда, и позже – всегда. И вот она учится в школе для одарённых детей, вот уже в 12 лет играет с симфоническим оркестром Санкт-Петербургской филармонии. А потом понеслись годы профессиональной учёбы. Петербургская консерватория, класс ныне маститого профессора Александра Сандлера, кого вспоминает с благодарностью. Закончила консерваторию в 2000 году.
А время менялось, мир для россиян раздвинулся, возникли культурные контакты, стало можно учиться и за границей. И с 2000-го по 2004 - Наталия учится в аспирантуре, но уже в Осло, в норвежской консерватории - Norges Musikkhøgskolen, где и защищает исполнительский магистрат под руководством профессора Айнер-Хеннинг Смебюе (Einar Henning Smebye). Я помню её блестящее выпускное выступление с концертом Равеля. Незабываемое, скажу вам, было впечатление!
И уже совсем недавно Стрельченко стала доктором музыки. Звучит непривычно: в России такого звания прежде не присуждали исполнителям, там докторат был, насколько мне помнится, только преподавательский или музыковедческий. В западной культуре есть. Присуждается за активное исполнительство при высоком уровне мастерства. Все программы – сложные и большие! – отыграны, все экзамены сданы. Победа!
Можно бы и передохнуть немного. Но не такова натура нашей героини: «Столько накопилось у меня наблюдений и материала по пианизму в историческом его развитии, что я решила сделать ещё один докторат – пишу работу об одном из интереснейших его периодов...» И далее она очень увлекательно рассказывает о том, что не вмещают рамки рецензии, интервью и даже статьи: о сути и содержании своей будущей книги. Пианисты, не пропустите её выход! То, что я услышала обещает не только большую историко-фактическую информацию, но и массу практических наблюдений и рекомендаций, полезных любому человеку за клавиатурой.
Вас теперь не удивит, что Стрельченко с удовольствием читает лекции и предпочитает сама комментировать свои концерты, что временами не без интереса занимается преподаванием. Курсы лекций по истории исполнительства, по фортепианной методике и педагогике были прочитаны ею в шведской Королевской Академии Музыки (Kungliga Musikhogsskolan), в консерватории г. Лидса в Англии (Leeds College of Music), в той же Norges Musikkhøgskolen. Словом, человек нашёл себя.
Вот здесь я позволю себе отвлечься и поговорить о том, почему так много людей искусства стремится реализоваться профессионально вне России. Почти век назад большевистский революционный террор привёл к первому массовому «исходу» творческой интеллигенции из страны. Утраты того времени так и остались невосполнимы, их просто невозможно учесть, но ленинско-сталинский режим, искоренивший элитный генофонд страны, возможно, заложил основы того морального упадка, который привёл Россию к её сегодняшней драматической ситуации. Наши дни - время второго «исхода» активной части общества из страны, в которой людям стало невыносимо душно жить. Я оставлю политологам социальные реалии сегодняшнего дня России, выметающие из страны людей. Но бросив взгляд назад, мы должны признать, что социальный регресс России шел уже давно и был изначально предрешён обесцениванием творческого начала, всегда связанного с личностью, индивидуумом. Природа не знает равенства, в любом её сообществе функции определяются возможностями. Абсолютизация равенства даёт ущербные системы, и такой системой был советский социализм, с его «уравниловкой». Мало кто читал «Город солнца» Кампанеллы – этого первого социалиста, который создал абсолютно антигуманную по сути модель общества, где личность нивелирована совершенно. И не эта ли модель легла в основу худших социальных идеологий позднейших времён? Советский человек должен был быть «простым»: коллективистом, рабочим муравьём, винтиком в машине. А одарённость на коллектив не раскладыватся! Но безграмотные идеологи не хотели этого признавать. Вот и пыталась система всех «уравнять» вопреки жизненной логике. Не счесть несчастных, кого прокрустово ложе ГУЛАГа «уравняло», укоротив на голову! Даже в постсталинские времена нигде в мире талант не унижался так, как в Родимом Отечестве, и нигде одарённых людей так не грабило государство. Никто так не ощущал стены невидимой тюрьмы, как они. Разумеется, «история мать, привыкшая врать, все факты переиначит». Но нам не нужны её многократно «подштопанные» учебники. Подлинная история советского периода – мемуары. Их появляется всё больше. И из книг Майи Плисецкой, Галины Вишневской или Людмилы Гурченко можно узнать, наконец, правду о том, легко ли им было нести крест своей одарённости и много ли благ они имели за свои признаанные заслуги. Но это – великие, а кто знает будни менее знаменитых, но одарённых людей искусства, их нереализованность и нищету?
Моя тема ограничивает меня, но я думаю, что любой, читающий эти строки может вспомнить – кто спившегося от нищеты художника, что инженю-артистку с зарплатой технички, кто музыковеда с консерваторским образованием, прозябающего в должности учителя сольфеджио в детской музыкальной школе. А уж с тем, что музейных работников вообще держала в живых только святая любовь к их делу – согласится любой и каждый.
А куда этим «ведам» было деваться? На весь многомиллионный СССР существовало ДВА ежемесячных музыкальных журнала: толстый научный – «Советская музыка» (сугубо для «остепенённых» в порядке очереди) и тоненький информационный – «Музыкальная жизнь».
Был толстый журнал «Театр» с аналитикой и парой пьес в конце каждого номера и – вы догадались? – « Театральная жизнь». Прочие искусства в печати были представлены ничуть не лучше. И поставим здесь многоточие...
Став лектором филармонии, я с удивлением узнала, что и исполнителям разгуляться не позволено. Нашему лучшему солисту-пианисту разрешено было по закону только ДВА сольных концерта в год при смехотворно нищенской их оплате! Добиться в Росконцерте гастрольной поездки было можно только за взятки такого размера, что поездка теряла финансовый смысл и приносила лишь моральное удовлетворение. Редкостный заграничный тур разнился лишь тем, что обирал артиста Госконцерт. Так жили, если это можно было назвать жизнью. Кого-то нереализованность и безнадёжность довели до инфаркта и смерти в 40 лет (как раз упомянутого пианиста, моего бывшего однокурсника), кого-то до алкоголизма. Иных – до мысли о побеге из страны, любыми путями и средствами. Под проклятия с родины.
Сейчас границы России открылись. Зато призакрылись границы Запада, боящегося чрезмерной конкуренции. Но народ в России изобретателен. Люди, те же музыканты, приезжают учиться, уже много умея. Легко поступают и прибавляют авторитета здешним учителям за счёт труда безвестных российских преподавателей, выпускающих наружу уже, в общем, готовых классных музыкантов. Однако, для самого «перебежчика» это имеет вполне честный смысл, и не спешите его осуждать за хитрость! Он сможет здесь состояться, конкурировать с другими музыкантами на равных – по труду, таланту и удаче. И не будет его карьера зависеть от чиновника с загребущими руками. Конечно, ему будет нелегко натурализоваться в чужой среде, освоить иной менталитет, нередко преодолеть предубеждение и пристрастность, а также изучить чужой язык, а то и два. Но будущее того стоит. Стрельченко сменила страну и правильно сделала. Родина музыканта – мир. Но и на Россию падает отблеск таланта и славы наших артистов, когда своим искусством они восхищают людей по всей земле. Наталия Стрельченко заинтересовала меня именно потому, что судьба её в наше непростое время – пример борьбы за своё призвание. Героический пример, хотя не каждый может ему последовать, не всем дана такая целеустремлённость. В России я знаю лауреатов конкусов самого высокого уровня, которые потом оказывались совершенно невостребованными. Россия – огромное поле для концертной деятельности. Но в постсоветской России институт импрессарио всё ещё практически не существует. Нет традиции, нет информации. Нет знания английского языка, без которого мир сегодня закрыт. И пройдёт много времени, и произойдёт много перемен, пока жизнь российская станет настолько разумной, что у властей до культуры по-настоящему руки дойдут. А пока путь к концертной эстраде для российского исполнителя так тернист, что вспоминается избитые слова: «Спасайся, кто может!»
Я не знаю простого ответа на извечный русский вопрос: «Что делать?» Более того, относительно судьбы классического музыканта этот вопрос перестаёт уже быть российским. Два года назад я видела в Осло незабываемо красивую демонстрацию: шла колонна людей с тонкими, интеллигентными лицами, одетых в концертные фраки и длинные вечерние платья. Возглавляли колонну люди с инструментами в руках. Каждые 100 метров колонна останавливалась, оркестранты играли небольшой фрагмент из оперы или балета, а потом колонна двигалась дальше. Это было красиво, как спектакль! Но оказалось, это оркестр Национального Театра Оперы и Балета требовал повышения зарплаты музыкантом, очень скромной и сильно отстающей от инфляционного роста цен. Как могло случиться, что везде, даже в Европе, благородная классическая музыка и великий труд её работников стали так недооцениваться? Почему поп-музыка, с её простенькими выразительными задачами и столь же немудрёными композициями, одолела классику? Или всё же есть понятие сословной принадлежности музыки, и классика даже в наше стремящееся к демократии время всё ещё осталась элитарным искусством, а её массовость – несбыточная мечта?
Можно попытаться поискать ответы на эти вопросы, но это – задача другой статьи.
Вернёмся к Наталии Стрельченко, которая находит ответы на жизненно важные для неё вопросы. И обратимся к самому главному в её жизни, к её смыслу - исполнительству.
«Некогда мне работать где-нибудь. Мне нужно играть. Всегда. Как дышать.
Мне всё равно, где я играю, кому, велик ли зал, много ли заплатят; главное –играть!» Она смеётся и вспоминает, что Крейслер сказал как-то слова, которые она бы повторила: «Не понимаю, почему публика мне платит за удовольствие играть для неё. Я должен бы платить!» И добавляет, что играя, испытывает ощущение полёта, просто физически это чувствует. И что ей хотелось бы поделиться этим ощущением с залом, как-то оторвать слушающих от земли, приподнять, приобщить... Верю. Мне это понятно. В мозгу рифмуются слова, которые могут быть её жизненным девизом:
Ввысь душу музыка влечёт,
Лечу и вас зову в полёт!
Я не впервые вижу Наталию и кое-что знаю о ней понаслышке. Присматриваюсь, потому что своему ощущению доверяю больше, чем любым «наслышкам». Она и в жизни артистка. Может быть разной, может по природной артистичности в какую-нибудь роль войти – по моменту. Но сказанное – не поза и не игра. Суть жизни. Правда.
Но хочу добавить кое что к «удовольствию играть». Музыкант высокого класса – заложник своей судьбы. Добиться уровня, когда мастерство становится искусством – великий труд! Пожизненный. Перестав играть, музыкант становится никем, просто перестаёт существовать в искусстве. Но этот «раб» обычно любит свою «галеру»! Служит жестокой Музыке не за страх, а за совесть, пренебрегая многими благами жизни обычного человека, забросив быт, иногда теряя семейное счастье. Одинокий музыкант – не редкость. Люди иногда считают, что у него дурной характер, а он в своих вечных и привычных перегрузках и сам порой не понимает, насколько устал. Не осознаёт свой стресс. Но ищет отдыха бессознательно, убирая – деликатно или не слишком – всё, что раздражает и мешает главному – музыке. Есть конечно счастливчики, любимцы Фортуны – вроде несокрушимо могучего и жизнерадостного Дениса Мацуева – этому всё нипочём! Но есть и неулыба Евгений Кисин с мировой скорбью в глазах при всей его мировой славе. Ну что же, посидите за роялем по 10 -12 часов в сутки хоть недельку – станете милосерднее к музыканту.
Пианистка Стрельченко не имеет такой известности, как названные. Она не любит конкурсы, дающие популярность, но всегда раздражающие общностью «мерок» с которыми подходят к исполнителям. Зато охотно принимает участие в самых разных международных фестивалях. Ближайший – « Григ в Бергене» будет 18 июня именно там, на родине композитора. Играть будет со «Стилеттом». Осенью она участвует в листовском фестивале в Лондоне... Пианистка молода, у неё многое ещё впереди. Главное, есть осознанное призвание и значимые достижения. И я в неё верю. Играет она действительно много. Постепенно география её концертов расширяется. В дневнике поездок 2006 года я вижу концертный тур по российскому Северу: Мурманск, Мончегорск. В 2007 в списке появился уже Карнеги-Холл – лучший и прославленный концертный зал Нью-Йорка. В 2008 – Вигмор-Холл в Лондоне. В 2009-м к Лондону прибавились Цюрих (Швейцария) и японская столица Токио. В 2010 в списке фигурируют уже американский Бостон, Испания, Германия и Италия. Москва, кстати, тоже присутствует с фестивалем «Art November», где Наталья играла со скрипачом Михаилом Зюсманом. В этом – 2011-м году в плане значатся Сербия и Сицилия. И вновь Норвегия и, разумеется, Англия.
В Манчестере, в Chatham's School of Music – одной из трёх лучших в стране школ-пансионов для одарённых детей– учится её восьмилетний сын Лев, наследник одарённости родителей-музыкантов. Кроме скрипки он играет понемногу ещё на нескольких инструментах и радует учителей быстрым продвижением. Похоже, и Лео Стрелле-младший решил стать концертирующим музыкантом. Если в композиторы или дирижёры не выйдет, а такая возможность тоже не исключается, судя по тому, что Наталия узнаёт на родительских собраниях.
Детская мечта может стать судьбой. Если человек её сам выстраивает, не отвлекаясь и не отступая. Когда Наталия пять лет назад записывала свой первый диск, это был подвиг исполнительства, потому что записала она все 12 этюдов Листа, известных России под названием «Этюды высшего исполнительского мастерства», а миру как «Трансцедентальные». Чудные музыкальные картины и высший пилотаж в пианизме. Ни в одном концерте я не слышала больше двух, ну трёх. «Я вовсе не была тогда уверена, что мне когда-нибудь ещё предложат хотя бы один диск записать. И решила впечатать что-нибудь действительно стоящее, на максимуме для меня тогда возможного. Вот и выбрала Листа» - вспоминает Наталия. Сейчас у неё вышло уже 14 дисков c разной музыкой. Листа она любит страстно, он постоянно присутствует в её репертуаре, тем более сейчас, в год его 200-летнего юбилея.
И Наталия приглашает меня послушать её любимый 1-й концерт Листа: который она сыграет в Осло в июне с симфоническим оркестром Musikkhøgskolen.
Мы прощаемся. Наталия на ходу натягивает куртку и убегает. А я гляжу ей вослед и вспоминаю близкие и ей слова Довлатова о том, что искусством стоит заниматься только в том случае, если нет выбора между ним и чем-то ещё. Когда призвание, талант определяет судьбу. Как у неё.